Сериал режиссера Паоло Соррентино «Молодой Папа» вызвал среди православных в России неожиданно долгие и жаркие дискуссии. Кажется, его посмотрели в России все, кто считает себя верующими. Кто-то из единоверцев, посмотрев, плевался и осуждал, кто-то — и таких большинство — восхищался, но равнодушным не остался никто до самого конца десятой серии первого сезона.
«Прыгай!»
Сериал снят про Ватикан, то есть про католиков. Нас в российском православии издавна научили, что Москва есть третий Рим, центр христианской ойкумены, единственно правильная Церковь, и на нас, православно верующих россиян, равняется весь церковный мир, а католики — еретики и жалкие обмирщенцы, давным-давно ничего в сути христианства не понимающие. Полезно бывает перешагнуть через барьер и посмотреть на ситуацию с другой стороны: огромному миру, который населяют чада Римской Церкви, с его вековыми традициями, тоже ничто человеческое не чуждо, и центром христианской ойкумены себя считают именно они, а на нас смотрят если не вовсе как на схизматиков, то как на некий этническо-исторический нонсенс. Мои знакомые пожимают плеча- ми и усмехаются: русское православие представлено в одной из последних серий всего парой минут, в течение которых мы видим условного Патриарха, пришедшего на прием к Пию XIII, персонажа явно комического, похожего на попа из сказки Пушкина, под удалую музыку «Калинки-малинки» так и не сумевшего сказать Папе ни слова. На мой вкус, этот эпизод ярок, но излишен, и без него сериал всё равно хорош.
Еще более загадочным, чем образ русского православия, я бы назвал образ таинственного кенгуру…, который, быв выпущен из клетки, прыгает по ватиканским садам совершенным инопланетянином. Зачарованный встречами с кенгуру, что-то в этих встречах явно прозревающий (мистические судьбы Церкви? Самого себя, свою судьбу, свою душу?…), Папа говорит ему: «Прыгай!».
Папа (вернее, режиссер Соррентино) явил чудо: кенгуру прыгнул, сериал захватил российских зрителей, заставил многих из них задуматься о том, что, оказывается, различия между христианами разных стран, бытовые, культурные, политические, — не так уж важны, потому что проблемы человека, Церкви Христовой и человека в этой Церкви одинаковы. И некоторые из этих проблем режиссер увидел и обозначил.
Всамделишно — не всамделишно
Люди действительно хотят и ждут разговора о насущных проблемах Церкви, связанных с современностью, в том числе хотят видеть фильмы о Церкви, не отмеченные печатью официоза. Порой я встречаю в социальных сетях обиженные отклики православных, как мирян, так и священников: «Вот, мы начали смотреть этого вашего «Молодого Папу», сначала всё вроде было интересно, актуально, а потом началась ерунда какая-то, на самом деле в жизни всё не так, мы не того ждали!..» То есть люди отнеслись к сериалу, как к всамделишному, будто бы он действительно был задуман исключительно как разговор о проблемах Церкви. Да, разговор во многом получился, но все же «Молодой Папа» — это прежде всего зрелище, сериал, снятый со знанием дела, однако совершенно светским человеком. В одном из интервью режиссёр говорил, что на полное изучение Ватикана ему не хватило бы и четверти века, но он усердно занимался вопросом, ему помогали теологи и журналисты из тех, кто «в теме». Это разговор о нас, а через нас — о Церкви, о нашей вере и наших сомнениях.
Впрочем, возможно, именно «светскость» и живописность кинополотна, установка на зрелищность и увлекательный нарратив и послужили удобной глазурью для пилюли с серьёзным содержимым. Соррентино сказал так: «Папа Франциск заявил недавно, что вера не может быть полной, если не терзается сомнениями. В сериале можно видеть не просто сомнения: есть вторая, темная сторона веры. Святость и лицемерие. И в конечном итоге только связь с обычной, повседневной жизнью — гол Марадоны или мудрость человека с ограниченными возможностями — делает веру живой».
Сирота
Надо было сказать сразу: всё, мной написанное, ни в коем случае не кино- критика. Я — зритель и пишу о том, что увидел в понравившемся мне сериале.
Прежде всего, я увидел главного героя в исполнении Джуди Лоу (режиссёр считает, что это — лучшая и судьбоносная роль Лоу, и, играя в сериале, актер изменился сам). История Ленни Белардо, американского католического клирика, ставшего самым молодым в истории Папой, — прежде всего, судьба непростого человека, на которую не может не реагировать большое число людей, уязвлённых примерно тем же, что и герой. Папа — сирота при то ли ещё живых, то ли умерших родителях (конфликт отцов и детей обозначен в фильме прямолинейно до навязчивости: родители — убеждённые хиппи, а Ленни — вырос в церковной среде, он клирик Ватикана, представитель того самого истеблишмента, который хиппи, по идее, должны ненавидеть, и в видениях Ленни родители снова и снова убегают от него). Папа — сирота, несущий через всю свою жизнь жгучее желание любви. Эта неутолённость есть и точка опоры, и одновременно рычаг, которым младой ригорист в тиаре стремится перевернуть мир. «Нет отца, потому я нашёл Отца» — расхожая в миру психологическая схема, претендующая на объяснение веры, не правда ли? Подспудный вопрос о любви — к Богу, к человеку, о связи этих любовей в одну — главный для персонажа Лоу.
Недаром в одной из серий всемирной сенсацией стали письма Папы — целомудренные неотправленные письма к девушке, которую он только однажды встретил в юности, и даже не знает, как её зовут, письма о любви мужчи- ны к женщине, возводимой к единому Источнику любви… В высшем смысле «больны» любовью и другие персонажи фильма: сестра Мэри, ставшая «ма» для Ленни и других сирот её приюта, влюбленный в сестру Мэри кардинал Войелло, молодая жена швейцарского гвардейца, которая наконец-то смогла родить ребёнка по молитве Папы… В течение первого сезона сериала яростный сирота взрослеет. Папа-ри- горист, которого мы видим в пятой серии, меняется, пытаясь решать встающие перед ним вопросы: как отличить компромисс в отношении ко греху от милосердия в отношении к грешнику? Как понять, что такое свобода, когда сам не свободен от своих детских страхов и иллюзий? Как за лесом различить деревья, за Церковью как институцией — живых людей, эту Церковь составляющих? Как принять всю сложность этого мира и не утратить при этом живой и горячей веры? Сам Соррентино говорит об этом: «Папа борется с собой, с собственными фантомами. Он пытается освободить себя от трагического детства, хотя и очень сильно с ним связан. Все его амбиции — не столько от честолюбия, сколько от желания перестать быть сыном и стать отцом для сотен миллионов верующих. Понятно, что это непростой путь, и на этом пути нельзя не совершить ошибок — ведь ему приходится меняться со скоростью света». Именно эти ошибки и эти изменения показывают, что Папа живой человек, а не церковная функция.
Град, стоящий на верху горы
Сюжет про судьбу сироты, вынесшего свои страдания и комплексы наружу, не новый. Но здесь он помещен в очень специфическую среду, в высший эшелон церковной власти, в кото- рой человеческое начало проявляется с наибольшей яркостью и чёткостью.
Церковь сама о себе заявила, что она есть альфа и омега, ведь в ней Христос, который сказал: Я есмь Альфа и Омега, начало и конец (Откр. 1, 8). И любой человек, атеист или противник Церкви, критик или человек равнодушный, всё равно тянется к Церкви, чтобы задавать свои крайние, жгучие вопросы. Он чувствует, что именно в Церкви поиски смысла могут как-то разрешиться. По- тому что Церковь — это про Бога, про истину, про смысл моей жизни, который я сам не могу понять. И Церковь не может скрыться, спрятаться от этих вопрошаний, потому что она есть тот самый евангельский град на верху горы, который виден издалека всем, и друзьям, и врагам, и верящим, и ненавидящим.
И вот поэтому многие зрители так потянулись к этому сериалу: он про Церковь, а значит, про нас, про самое важное в нас.
Пятая серия
Я уже говорил, что пятая серия мне особо понравилась, даже хотелось бы, что бы на этом сериал и закончился.
Апофеоз Пия XIII, напомнившего всем, что его предшественник по «пийской» линии был консерватором и сторонником Муссолини: он ставит на место курию, разоблачает козни коварного госсекретаря, являет миру собственную нравственную чистоту и даже святость (о чудесах я помяну отдельно), эпатирует жадную до сенсаций светскую публику, карает гомосексуалиста и милует алкоголика, задаёт Ватикану новую генеральную линию, линию консерватизма и «возрождения основ», и все трепещут, сражённые неотразимостью и напором его слов и поступков.
«О чём мы забыли? Мы забыли о Боге!…» Собрав кардиналов, Папа говорит им как власть имеющий: «Тук-тук, к нам стучат извне, стучит мир сей, но отныне нас нет дома». И этот посыл вполне понятен.
В мире есть тоска по священной тайне, по святыне, которая не была бы принижена до нашей земной жизни, не растворилась бы в суете, которая особенно заметна на фоне секуляризации церковных институтов и практик. Нередко под предлогами вроде бы вполне христианскими, будь то социальное служение, миротворческая миссия или экуменический диалог, церковная организация просто пытается влезть в дела мира сего, занять своё теплое место у трона кесаря ради почета, власти, благосостояния. Тревожно и нам, когда храмы бывают больше похожи на комбинаты ритуальных услуг или когда над Евангелием начинает довлеть идеология, призванная служить «злобе дня сего», или миссионерство прикрывает желание ввести в ограду как можно больше овец, которых можно было бы «стричь» (о последнем — Соррентино в интервью говорит так: «Изучая тему, я выяснил, что главный страх в Ватикане и главная забота его обитателей вплоть до самого верхнего уровня — это количество верующих. Количество очень важно. Сколько у нас верующих? Скольких мы теряем? Скольких можем привести обратно?»).
О деньгах я и не говорю: первостепенная забота и госсекретаря Войелло, пеняющего Папе, что из-за его политики в Ватикан перестали ходить туристы и упали доходы, очень напоминает о заботах любого православного священника, настоятеля деревенского храма, который с утра до ночи крутится, чтобы найти деньги на ремонт сторожки, на обновление иконостаса, на бесконечно растущие налоги из епархии, и так далее, и тому подобное… По всей Руси стоит стон таких батюшек: «Да который у меня Бог-то?! Триединый — или маммона?…» К счастью, режиссёр сериала не создал одноцвет- ной карикатуры из того же кардинала Войелло: в одной из сцен мы видим его в молитве, на коленях перед стеной в его доме, увешанной старинными распятиями, и стон его примерно о том же: «Что я делаю, Господи, и доколе мне жить вот так?!».
Кардинал Войелло
Кардинал Войелло в исполнении актера Сильвио Орландо — полюбившийся мне персонаж фильма. Закоренелый интриган и управленец (у моих сослужителей пользуется успехом эпизод, где Войелло, на приглашение исповедоваться, говорит : «Все мои грехи связаны с политикой и финансами, ты всё равно ничего в них не поймешь»), однако и способный любить, сострадать, видеть действие Духа Святого — в избрании Папы, в самом Папе, разговор которого с женщиной он хотел использовать как компромат (мы видим это, по словам режиссера, «как всегда между строк»).
И во всех случаях — обаятельный. К создателям сериала, заявившим о намерении снимать второй сезон, у меня есть сердечная просьба — не испортить этого замечательного персонажа!..
О святости
Повороты сюжета, непредсказуемые и порой кажущиеся совершенно нелепыми, вполне «про жизнь». Потому, что жизнь такая и есть, длинная, увлекательная и непредсказуемая. И в ней есть место чуду.
По ходу фильма выясняется, например, что новый Папа, этот хулиган, курящий в залах Ватикана, низводящий и укрощающий старших по возрасту кардиналов, сбегающий ночью с другом пошляться по Риму — святой. У него личные отношения с Богом, в молитве он говорит с Ним горячо, прямо, требовательно, честно, с глубокой верой.
В отрочестве по его молитве воскресла умирающая мама его товарища. По его молитве забеременела бесплодная женщина, была поражена карой небесной нечестивая игуменья; он, как Франциск, разговаривает с животными, он прозорлив и видит насквозь и козни его противников, и тайны сердец окружающих его людей… При этом он остаётся человеком, сложным, страстным, ошибающимся, иногда жёстким и несправедливым, иногда вздорным, иногда слабым и растерянным, меняющимся — словом, живым.
По мне, здесь нет противоречия, ведь в каждом смертном человеке намешано и небесное, и тленное. Но основа личности Ленни Белардо — именно эта святость, именно эта живая вера и связь с Богом, именно основа и определяет его самого, а прочее в нём способно к перемене, к преображению (напомним, что покаяние по-гречески и звучит как «метанойя» — «перемена ума»).
Священник Сергий Круглов. Минусинск. Россия
Статья опубликована в альманахе современной христианской культуры «Дары», № 3, 2017, с. 138-145.
Купить альманах современной христианской культуры «Дары» № 3, 2017 онлайн >>
